Вы смотрите на женщину, не выступавшую публично целое десятилетие.
Как видите, теперь это изменилось,
но лишь недавно.
Всего несколько месяцев назад
я впервые выступила с важной речью на саммите
«Звёзды бизнеса моложе 30 лет: рейтинг Forbes»,
где собралось 1 500 талантливых людей в возрасте до 30 лет.
Это значит, что в 1998 году
самому старшему среди них было всего 14 лет,
а самому младшему — 4.
Я в шутку сказала,
что некоторые из них слышали обо мне только в рэпе.
Да, обо мне читают рэп.
Почти в сорока песнях. (Смех)
Но в вечер моего выступления случилось нечто удивительное.
При том что мне 41, меня пытался обольстить 27-летний парень.
Ничего себе, да?
Он был очарователен, и это льстило,
но я отвергла его ухаживания.
Знаете, в чём был его промах?
Он сказал, что заставит меня вновь почувствовать себя 22-летней.
(Смех) (Аплодисменты)
В тот вечер я осознала, что я, наверное, единственная, кто в свои 40 лет
не жаждет вновь быть 22-летней.
(Смех)
(Аплодисменты)
В 22 года я влюбилась в своего начальника,
а в 24 года —
пережила разрушительные последствия этого.
Поднимите, пожалуйста, руки, кто в 22 года не делал ошибок
или чего-то, о чём потом сожалел.
Да. Так я и думала.
Как и я, некоторые из вас в 22 года, вероятно, тоже свернули не на тот путь
и влюбились в того, в кого не следовало;
может, даже в своего начальника.
Только в вашем случае
начальник вряд ли был президентом Соединённых Штатов Америки.
Конечно, жизнь полна сюрпризов.
Не проходит и дня, чтобы мне не напомнили о моей ошибке;
и я глубоко сожалею, что совершила её.
В 1998 году я сначала оказалась героиней невероятной любовной истории,
а потом очутилась в эпицентре политической, правовой и медийной бури,
какой до тех пор мы никогда не видели.
Помните, за несколько лет до моей истории
новости можно было узнать одним их трёх способов:
читая газеты или журналы,
слушая радио
или смотря телевизор.
Это всё.
Но моя судьба была иной.
Этот скандал стал всеобщим достоянием
благодаря цифровой революции.
Это означало, что можно было получить доступ к какой угодно информации
где и когда хочется.
Когда эта история грянула в январе 1998 года,
она грянула онлайн.
Это был первый раз, когда крупное событие
было узурпировано интернетом вместо традиционных источников новостей.
Щелчок мышки, отозвавшийся по всему миру.
Для меня лично это означало,
что за одну ночь из абсолютно частного лица
я превратилось в лицо, публично униженное перед всем миром.
Я стала нулевым пациентом мгновенной потери личной репутации
на глобальном уровне.
Это стремление осуждать, помноженное на новейшие технологии,
привело к появлению толп виртуальных камнебросателей.
Хотя это случилось до появления социальных сетей,
люди могли оставлять комментарии в интернете,
рассылать по электронной почте истории и жестокие шутки.
СМИ пестрели моими фотографииями;
их использовали, чтобы продавать газеты и баннерную онлайн-рекламу,
чтобы держать людей у телевизоров.
Помните мою фотографию,
где я в берете?
Я признаю, что совершала ошибки, —
тот берет, например, был большой ошибкой.
Но осуждение и внимание, прикованное ко мне, не к истории,
а лично ко мне, было беспрецедентным.
Меня называли проституткой,
блудницей, путаной, шлюхой, бимбо
и, конечно, «той женщиной».
Меня видели многие,
но по-настоящему не знал почти никто.
Я понимаю: легко было забыть,
что «та женщина» — реальный человек
и что у неё есть душа.
Когда это произошло со мной 17 лет назад, тому не было названия.
Сейчас мы называем это «киберзапугивание» или «онлайн-преследование».
Сегодня я хочу поделиться с вами своим опытом;
поговорить о том, как этот опыт помог сформировать мои культурные наблюдения;
и как, я надеюсь, мой опыт может привести к переменам
и предотвратить страдания других людей.
В 1998 году я потеряла свою репутацию и чувство собственного достоинства.
Я потеряла почти всё.
Я почти потеряла свою жизнь.
Представьте себе картинку.
Сентябрь 1998-го года.
Я сижу в помещении без окон,
в офисе независимого юрисконсульта,
под гудящими люминесцентными лампами.
Я слушаю свой голос —
тайком записанные телефонные разговоры,
которые мнимая подруга сделала год назад.
Я в этом офисе, так как по закону обязана
персонально засвидетельствовать все 20 часов записанных разговоров.
Последние 8 месяцев таинственное содержание этих записей
висело над моей головой, словно дамоклов меч.
Кто может вспомнить, что было сказано год назад?
Испуганная и подавленная, я слушаю.
Слушаю, как лепечу о том о сём.
Слушаю, как признаюсь, что люблю президента,
и, конечно, говорю о разбитом сердце.
Слушаю, как я, иногда язвительная, иногда грубая, иногда глупая,
веду себя жестоко, беспощадно, неловко.
Слушаю, глубоко-глубоко пристыженная,
худшую сторону себя,
которую даже не узнаю.
Несколькими днями позднее отчёт Старра был представлен в Конгрессе,
и все эти записи и транскрипты — украденные слова — составляли его часть.
То, что люди могут прочитать эти транскрипты, уже наводит ужас.
Но несколько недель спустя
аудиозаписи транслировались по телевизору,
а значительная их часть стала доступна онлайн.
Публичное унижение было мучительно.
Жизнь была практически невыносимой.
Тогда, в 1998 году, это не было чем-то обыденным —
я имею в виду кражу приватных высказываний,
разговоров или фотографий
с тем, чтобы выставить их на всеобщее обозрение
без разрешения,
без контекста,
без сострадания.
Перенесёмся на 12 лет вперёд в 2010 год.
Появились социальные сети.
Ландшафт уже куда более «заселён» ситуациями, подобными моей,
независимо от того, допустил ли кто-то ошибку или нет.
И теперь это касается как публичных, так и частных лиц.
Для некоторых людей последствия оказались ужасающими.
Я говорила по телефону с мамой
в сентябре 2010 года.
Мы обсуждали новости
о первокурснике Ратгерского университета
по имени Тайлер Клементи.
Милый, чувствительный, творчески одарённый Тайлер
был тайком заснят на веб-камеру его соседом по комнате
во время близости с другим мужчиной.
Когда онлайн-мир узнал об этом инциденте,
начались насмешки и киберзапугивание.
Через несколько дней
Тайлер спрыгнул с моста Джорджа Вашингтона
навстречу своей смерти.
Ему было 18 лет.
Моя мама была вне себя от горя из-за случившегося с Тайлером.
Она переживала так,
что даже я это не совсем понимала.
Потом я, наконец, осознала:
она вновь переживала 1998 год —
время, когда она сидела каждую ночь у моей кровати;
когда она настаивала, чтобы, принимая душ, я оставляла дверь открытой;
когда мои родители боялись,
что меня унизят до смерти
в прямом смысле этих слов.
Сегодня слишком многие родители
не имеют возможности встать на защиту своих детей и спасти их.
Слишком многие узнают о страданиях и унижении своего ребёнка,
когда уже слишком поздно.
Трагическая, бессмысленная смерть Тайлера стала для меня поворотным пунктом.
Она заставила меня по-новому взглянуть на свой опыт.
Я взглянула на мир вокруг, в котором унижают и запугивают,
и увидела нечто иное.
В 1998 году мы не знали, куда эта смелая новая технология,
называемая интернетом, нас приведёт.
Теперь мы видим, как она соединяет людей самыми невообразимыми способами:
помогая находить родных,
спасая жизни, давая толчок революциям.
Но невежество, киберзапугивание, опорочивание, через которые я прошла,
также расцветают пышным цветом.
Каждый день в онлайн-мире люди, особенно молодые,
ещё недостаточно подготовленные, чтобы с этим справиться,
подвергаются таким оскорблениям и унижениям,
что они не могут представить, как прожить ещё день.
Трагично, но некоторые и не могут.
И тут ничего виртуального нет.
«Чайлдлайн», британская некоммерческая организация,
помогающая молодым людям с различными проблемами,
в конце прошлого года обнародовала шокирующую статистику:
с 2012 по 2013 год наблюдалось 87%-ное повышение
в количестве звонков и писем, имеющих отношение к киберзапугиванию.
Мета-анализ, проведённый в Нидерландах,
показал, что впервые в истории
киберзапугивание в большей степени способствует суицидальным настроениям,
чем травля в повседневной жизни за пределами интернета.
Знаете, что шокировало меня, хотя и не должно было?
Другое исследование, проведённое в прошлом году, определило,
что унижение — более интенсивно переживаемая эмоция,
нежели счастье или даже злость.
Жестокость к другим — не новость,
но интернет-технологии многократно усиливают унижение,
делают его неконтролируемым и постоянным.
Эхо стыда раньше распространялось только в пределах семьи, деревни,
школы или сообщества,
а теперь — и в пределах онлайн-сообщества.
Миллионы людей, зачастую анонимно,
могут ранить своими словами, принося неимоверную боль.
И нет никаких ограничений по числу людей,
которые могут наблюдать за вами
и держать в публичной каторжной тюрьме.
Существует весьма личная цена
публичного унижения.
И развитие интернета подняло эту цену.
Уже около двух десятилетий
мы потихоньку сеем семена позора и публичного унижения
в нашу культурную почву, как онлайн, так и офлайн.
Сайты сплетен, папарацци, реалити-шоу, политики,
выпуски новостей, а иногда и хакеры — все они торгуют позором.
Это привело к падению чувствительности и созданию обстановки вседозволенности,
что, в свою очередь, ведёт к троллингу,
вторжению в личную жизнь, киберзапугиванию.
Такой сдвиг создал то,
что профессор Николас Миллс называет культурой унижения.
Рассмотрим хотя бы известные примеры за последние полгода.
Snapchat — сервис, используемый в основном молодым поколением
и заявляющий, что их сообщения имеют жизненный цикл
длиной в несколько секунд.
Можете представить, какой может быть эта информация.
Стороннее приложение, которое пользователи Snapchat используют,
чтобы сохранить свои сообщения, было взломано,
и 100 000 личных бесед, фотографий и видео просочилось онлайн,
теперь обретя вечную жизнь.
iCloud-аккаунты Дженифер Лоуренс и некоторых других актёров были взломаны,
и их личные, интимные фото заполонили интернет
без их на то согласия.
Один сайт сплетен получил более 5 миллионов просмотров
только за одну такую историю.
А как насчёт взлома Sony Pictures?
Наибольшее внимание привлекли частные имейлы —
ценный продукт для тех, кто хочет использовать их для публичного унижения.
Но в такой культуре унижения
публичный позор имеет и другую цену.
Рыночная цена не измеряет того, что платит жертва позора;
того, что Тайлер, многие женщины,
сексуальные и другие меньшинства
заплатили за это.
Рыночная цена измеряет прибыль для тех, кто их эксплуатирует.
Для них жизнь других — это сырьё, которое технологично добывается,
упаковывается и продаётся с прибылью.
Появился рынок, на котором публичное унижение — товар,
а позор — индустрия.
Откуда деньги?
От просмотров.
Чем больше стыда, тем больше просмотров.
Чем больше просмотров, тем больше долларов от рекламы.
Мы находимся в опасном цикле.
Чем больше мы просматриваем такого рода материалов,
тем более безразличными становимся к жизням людей в этих историях;
а это, в свою очередь, побуждает нас чаще просматривать такие сплетни.
И всё это время кто-то делает деньги
за счёт страданий кого-то другого.
С каждым кликом мышки мы делаем выбор.
Чем больше мы насаждаем публичный позор в нашей культуре,
чем более приемлемым он становится,
тем больше будет киберзапугивания,
троллинга, разного рода хакерства
и онлайн-преследований.
Почему? Потому что в основе каждого из них находится унижение.
Такое поведение — симптом созданной нами культуры.
Задумайтесь над этим.
Изменение поведения начинается с эволюционирования убеждений.
Так происходило с расизмом, гомофобией
и множеством других предрассудков в прошлом и настоящем.
С тех пор как мы изменили наше отношение к однополым бракам,
люди стали более равноправными.
Когда мы начали ценить экологическую ответственность,
люди стали уделять больше внимания переработке отходов.
Для борьбы с культурой унижения, которая есть у нас сейчас,
нам требуется культурная революция.
Публичному унижению как кровавой забаве нужно положить конец.
Пришло время занять активную позицию в интернете и нашей культуре.
Переход начинается с чего-то простого, но и это нелегко.
Нам нужно возродить важную способность сопереживания и сочувствия.
В онлайн-пространстве дефицит сопереживания
и кризис сочувствия налицо.
Исследователь Бренe Браун сказала, цитирую:
«Стыду не устоять перед сочувствием».
Стыду не устоять перед сочувствием.
В моей жизни были чёрные дни;
и именно сочувствие моей семьи, друзей, специалистов, к которым я обращалась,
а иногда и совершенно незнакомых мне людей спасли меня.
Даже сочувствие одного человека может спасти ситуацию.
Концепция активного меньшинства,
предложенная социальным психологом Сержем Московичи,
говорит о том, что даже в небольших количествах
настойчивость и постоянство
способны вызвать изменения.
В онлайн-мире мы можем оказывать влияние
как активное меньшинство.
Быть активным означает, что вместо того, чтобы апатично наблюдать,
мы можем написать позитивный комментарий для кого-то или сообщить о запугивании.
Поверьте мне, сочувствующие комментарии помогают ослабить негативность.
Мы также можем противостоять этой культуре, поддерживая организации,
которые занимаются подобными проблемами,
как, например, Фонд Тайлера Клементи в США,
«Анти-Буллинг Про» в Англии,
«Проект Рокит» в Австралии.
Мы много говорим о свободе самовыражения,
но следует больше говорит

ь
о нашей ответственности за свободу самовыражения.
Мы все хотим быть услышаны,
но давайте различать выступления ради дела
и выступления ради внимания.
Интернет — это суперавтострада для эгоцентризма,
но выказывание сочувствия к другим
принесёт пользу всем нам и поможет создать более безопасный и лучший мир.
Давайте общаться в интернете участливо,
читать новости участливо
и кликать мышкой участливо.
Поставьте себя на место человека, окружённого безжалостным любопытством.
Хочу закончить на личном.
В последние 9 месяцев
меня часто спрашивали «Почему?»
Почему сейчас? Почему я решила выступить с этой идеей?
Намёк прозрачный,
но ответ не имеет отношения к политике.
Самый верный ответ был и есть: потому что настало время.
Настало время прекратить ходить на цыпочках вокруг моего прошлого,
прекратить проживать жизнь в бесчестии,
время вернуть себе мою историю жизни.
Дело не только в спасении себя самой.
Любой, кто страдает от публичного позора и унижения,
должен знать следующее:
это можно пережить.
Знаю, это тяжело.
Это может причинять боль и занимать много времени.
Но вы сами можете выбрать, каким будет завершение вашей истории.
Имейте сострадание к самим себе.
Мы все заслуживаем сострадания
и того, чтобы жить как онлайн, так и офлайн в более участливом мире.

In 1998, says Monica Lewinsky, “I was Patient Zero of losing a personal reputation on a global scale almost instantaneously.” Today, the kind of online public shaming she went through has become a constant. In a brave talk, she takes a look at our “culture of humiliation,” in which online shame equals dollar signs — and demands a different way.

Get TED Talks recommended just for you! Learn more at https://www.ted.com/signup.

The TED Talks channel features the best talks and performances from the TED Conference, where the world’s leading thinkers and doers give the talk of their lives in 18 minutes (or less). Look for talks on Technology, Entertainment and Design — plus science, business, global issues, the arts and more.

Follow TED on Twitter: http://www.twitter.com/TEDTalks
Like TED on Facebook: https://www.facebook.com/TED

Subscribe to our channel: https://www.youtube.com/TED

The price of shame | Monica Lewinsky